...
В сентябре 780 г. последовала смерть императора [Льва IV]. Летопись отмечает, что он позволил себе взять одну драгоценную корону из церкви св. Софии, прельстившись украшавшими ее каменьями, и что его постигло наказание за это безбожное дело. С другой стороны, ходил слух, что Льва отравила супруга его, Ирина. Сыну Льва, Константину, было 10 лет, когда умер отец его. Хотя вопроса о престолонаследии не могло существовать, потому что Константин уже 5 лет был коронован, тем не менее, «неисповедимыми судьбами промысла», по выражению летописца, за малолетством сына царскую власть делит с ним его мать, благочестивейшая царица Ирина. Двадцать с лишком лет потом дела Византийской империи направляются женской рукой, и большинство событий внутренней и внешней политики конца VIII в. носит печать ожесточенной борьбы между разными партиями, тонкой интриги и страстности.
Если принять во внимание живые силы, бодрость и победоносное движение к Востоку со стороны Каролингов, если оценить благовременность искусно поставленных ими на очередь важных исторических, церковно-политических и национальных задач, то, конечно, сцены мелкой интриги, заговоры, членовредительство, ссылки и позорные наказания, которыми наполнена современная история Византии, весьма определенно решали бы вопрос о сравнительной ценности восточной и западной истории в занимающую нас эпоху, если бы в этой борьбе, питающейся низменной интригой и мелкими честолюбиями, не обнаруживались иногда высокие идейные стремления, самоотверженная преданность отеческим преданиям и верованиям, наконец, если бы в истории Византии мы пренебрегли созидательными этнографическими элементами, которые имеют постоянную тенденцию эмансипироваться от эллинизма в церковном и политическом отношении, пытаясь создавать самостоятельные политические организации.
Хотя роль царицы Ирины подле своего десятилетнего сына и царя определялась совершенно ясно обычаем и законом, но скоро по смерти Льва IV, «прошло лишь 40 дней», как обнаружен был политический заговор, имевший целью государственный переворот в пользу кесаря Никифора. Эти пять дядей малолетнего царя, носившие титулы кесарей и нобилиссимов, хотя сами не отличались ни талантами, ни характером, постоянно были орудием в руках других честолюбцев, составляя враждебную Ирине партию. На этот раз во главе заговора стояли лица высокого административного положения, приверженцы иконоборческой династии, подозревавшие, быть может, в Ирине будущую восстановительницу православия. Это были логофет дрома Григорий, бывший стратиг фемы Армениак Варда, доместик экскувиторов Константин, друнгарий 12 островов Феофилакт и другие, т.е. самые крупные представители военной и морской администрации. Но царица Ирина на этом первом важном деле своего царствования обнаружила в достаточной степени и свою жестокость, и настойчивость. Все замешанные в заговор были подвергнуты телесным наказаниям, пострижены в монахи и сосланы в заточение; что же касается членов царской семьи, с ними поступлено было гораздо проще. Кесарей и нобилиссимов царица приказала постричь в духовный сан, и в ближайший праздник Рождества эти подневольные священники должны были служить в церкви св. Софии и в довершение всего «раздавать народу св. причастие». Таково было выступление Ирины против своих ближайших родичей и первых чинов в государстве.
Но это не внушило осторожности Никифору и его братьям, они еще будут участвовать в новых интригах, равно как царица Ирина будет с новой и более изысканной жестокостью отстаивать свою власть. Можно догадываться, что мысль о возведении на царство старшего из кесарей была разделяема не только перечисленными выше лицами, но что она была распространена даже в провинциях. В начале 781 г. был назначен на военный пост стратига Сицилии патрикий Елпидий, который, по-видимому, занимал этот пост и ранее. В апреле дошел слух до столицы, что Елпидий стоит на стороне кесарей, т.е. что он возмутился против правительства Ирины. Ввиду неспокойного положения дел в Южной Италии и неопределившихся отношений к папе, Ирине не могло не внушать серьезных опасений возмущение Елпидия. Она послала в Сицилию спафария Феофила, поручив ему захватить патрикия и представить в Константинополь, но оказалось, что Елпидий имеет в Сицилии преданную ему партию и войско и что взять его не так легко. Императрица, однако, воспользовалась тем обстоятельством, что в Константинополе оставалась жена Елпидия с детьми. Она подвергла несчастную женщину телесному наказанию, постригла и заперла в государственную темницу, а между тем подготовлялась к решительным действиям и против мужа ее.
В следующем году изготовлен был флот, а из фем набран был отборный экипаж; во главе назначенной в Сицилию экспедиции поставлен патрикий Феодор, которому и удалось сломить сопротивление Елпидия. Весьма любопытно, что, потеряв надежду на успех своего дела, Елпидий вместе с дукой Никифором ушел к арабам в Африку, которые приняли его с царскими почестями, хотя и не воспользовались его именем для открытого движения против Византии. Чтобы не возвращаться другой раз к трагической судьбе царских дядей, упомянем теперь же, что в 792 г. снова было раскрыто движение в пользу провозглашения Никифора царем; на этот раз во главе движения стояли константинопольские войска. Тогда старших членов царской семьи постигла роковая судьба: Никифор был ослеплен, а остальные братья поплатились усечением языков. Наконец, в 797 г., когда и сам Константин VI был уже ослеплен по приказанию своей матери, вновь составился заговор, имевший целью государственный переворот в пользу одного из представителей исаврийской династии, хотя теперь все они были изувечены и сделаны негодными для деятельности. Нет сомнения, что теперь Никифор с братьями, искалеченные и содержавшиеся в заключении на Босфоре в Ферапии, были жалкими орудиями чужой интриги, чего, впрочем, не скрывает историк Феофан. Им помогли освободиться из заключения и заставили спастись затем в церковь св. Софии, где обещали провозгласить одного из них царем. Но преданный императрице евнух Аэций захватил их в церкви, причем никто не оказал сопротивления в защиту несчастных царевичей, и сослал их в заточение в Афины, где как в отечественном городе Ирины они были под верной охраной и не могли более внушать опасности.
В рассуждении характера Ирины и в смысле оценки ее непомерного честолюбия и властолюбия следует вникнуть в отношения ее к собственному сыну, которому она соцарствовала. Прежде всего в высшей степени важно отметить, что в 781 г., когда Константину было 11 лет, она затеяла чрезвычайно умный с точки зрения общей политики шаг: соединить брачными узами первый на западе царственный дом Каролингов с императорским домом. В связи с этим проектом, который для своего осуществления нуждался в посредничестве папы, несомненно тогда уже назревала мысль о соединении Восточной и Западной Церквей посредством отмены иконоборческих эдиктов. С этой целью в 781 г. Ирина снарядила торжественное посольство из сакеллария Константа и примикирия Мамала и поручила им просить дочь короля франков Карла по имени Ротруда за сына ее Константина. Стороны пришли к соглашению, и переговоры сопровождались обручением. До совершения брака послан был ко двору Карла евнух и нотарий Елисей, чтобы обучать франкскую принцессу греческому языку и литературе и знакомить с обычаями Византийской империи.
Какие обстоятельства заставили императрицу через шесть лет изменить намерение по отношению к родственному союзу с Карлом и искать невесты сыну между красивыми девицами империи, это трудно выяснить. Если есть основание предполагать, что Ирина после VII Вселенского собора почувствовала себя гораздо ближе к неограниченной власти, чем это было раньше, и стала опасаться, чтобы знаменитый и тогда уже франкский король не сделался неудобным для нее советником ее сына, и чтобы, с другой стороны, франкская принцесса не внесла нежелательных для нее новшеств, то, конечно, разрыв брачных переговоров после сделанного уже обручения и по капризу Ирины остается фактом, характеризующим холодность и бессердечность царицы.
В 788 г. для Константина была найдена невеста в лице Марии из фемы Армениак. Справедливо ли мнение, что Константин против желания согласился на этот брак, это трудно решить; но хорошо известно, что это супружество было не из счастливых. Независимо от того отношения между матерью и сыном становились тем более натянуты и недоверчивы, чем более подрастал Константин и чем отчетливей он стал судить об окружающей его действительности. Мать держала его в удалении от дел, он не пользовался ни влиянием, ни почетом. Все склонялось перед тогдашним временщиком, патрикием и логофетом дрома, т. е. министром путей сообщения, Ставракием, который давал чувствовать и молодому царю свое над ним превосходство. Очень легко понять, что подобными натянутыми отношениями спешили воспользоваться как те, которые были на стороне Ирины и ее религиозной политики, так и те, которые стояли за права теперь уже почти устраненной от власти исаврийской династии и были приверженцами церковной политики иконоборцев.
В 790 г. созрел заговор, имевший целью низвержение Ставракия и ссылку его в Сицилию. 9 февраля было в Константинополе землетрясение, вследствие которого жители вышли из своих домов и проводили время в садах, на площадях или вообще старались держаться под открытым небом. Сама царица с сыном удалилась в загородный квартал св. Маманта. Пользуясь общим перепугом и смятением, заговорщики думали воспользоваться этим временем для выполнения своего плана, но Ставракию донесли заблаговременно о готовящемся покушении, и он принял свои меры. Жестокая расправа постигла сообщников Константина. Это были магистр Петр, патрикий Феодор Камулиан и Дамиан, протоспафарий Иоанн Пикридий. Их наказали, и постригли, и сослали в заточение по разным местам. Раскрыто было и участие царя Константина в этом заговоре; хотя его не судили и не подвергали публичному наказанию, но Ирина, говорят, жестоко разбранила его, нанесла ему удары и подвергла его на несколько дней домашнему заключению. Это был критический момент в отношениях между матерью и сыном. Ирина еще ревнивей стала оберегать свою власть и приказала в публичных актах свое имя ставить впереди имени сына. С этого же времени под влиянием злых советников она начала придумывать благовидные поводы, чтобы устранить сына от власти. Уже ей нашептывали близкие люди, что в судьбах Промысла решено не допускать до царствования ее сына, и что ей чрезвычайно легко будет получить согласие на то от войска и сената.
Ирина решилась на чрезвычайную меру, потребовав присяги от войска: «Пока ты живешь, не допустим, чтобы был у власти твой сын». Все шло по желанию царицы, пока присяга принималась в европейских фемах, но дело приняло иной оборот, когда стали снимать присягу в Азии. Здесь мы находим столько реальной правды и дипломатической точности у писателя Феофана, что берем страницу у него в дословной передаче. «Снимавшие присягу явились в фему Армениак. Но фема не изъявила согласия присягать в том смысле, что не допустим к власти твоего сына, пока ты живешь, равно как фема не желала, чтобы имя Ирины провозглашалось ранее Константина, но чтобы было по-старому». Из дальнейшего оказывается, что правительство, до известной степени предвидя нежелательный оборот дела в азиатских фемах, где династия исаврийцев имела исконных и искренних приверженцев, заблаговременно поставило верных людей во главе каждой фемы в той надежде, что им удастся оказать давление на народ и войско. Когда же в Армениаке обнаружилось движение в пользу Константина, то туда был послан с особенными полномочиями начальник царской стражи, спафарий Алексей Мусулем, человек популярный в этой феме и, может быть, сам по происхождению армянин. При этом произошло следующее: «Спафария Алексея задержали в феме и поставили над собой стратигом, а собственного стратига, патрикия Никифора, взяли под стражу и провозгласили царем одного Константина. Когда слух об этом прошел по стране, то войска прочих фем, прогнавших своих стратигов, тоже провозгласили одного Константина». Это уже было военное возмущение, неожиданный для царицы политический переворот.
Движение шло, усиливаясь, и «в октябре того же года выборные от фем в местности Атроа провозгласили единогласно Константина своим царем». Тогда Ирине пришлось поневоле уступить. Она отказалась от захваченной власти и пожертвовала преданными ей людьми. Ставракий после учиненного над ним телесного наказания был пострижен и сослан в фему Армениак, другой любимец ее, евнух Аэций, лишен должностей и сослан, та же участь постигла и других приближенных к ней лиц. К власти были призваны новые лица, которые были удалены от дел при Ирине. Главнейшими из них были Михаил Лаханодракон и протоспафарий Иоанн Пикридий. Самой царице предоставлено было жить в выстроенном ею дворце Елевфериевом при заливе того же имени, между Псаматией и Ени-капу. Константин, однако, не питал вражды к своей матери, а через год, уступая ее просьбам, возвратил ей титул августы и предоставил ей участие в государственных делах. Но полученный ранее урок дал Ирине больше опытности в интриге и научил ее осторожности и сдержанности. Желая во что бы то ни стало достичь неограниченной власти и отмстить тем лицам, которые помешали ей в 790г., Ирина начала действовать систематически и с большой выдержкой.
Константину нельзя отказать во многих добрых качествах: он был деятелен и благорасположен к людям, не позволял себе резких выходок против Церкви и духовенства, пользовался популярностью в народе и особенно любим был в военных кругах. Царица мать успела, однако, пользуясь его легкомыслием и слабоволием, расстроить его добрые отношения к преданным ему людям и постепенно возбудить против него народ и войско. Уже то обстоятельство, что он так скоро сам нарушил данную фемами клятву о верности ему одному и приказал вновь провозглашать рядом со своим имя своей матери, должно было сильно повредить ему в азиатских фемах. Но этим дело не ограничилось. Он нанес большое огорчение феме Армениак, которая так самоотверженно была к нему привязана. Упомянутый выше Алексей Мусулем, оказавший Константину в качестве стратига Армениака громадную услугу, как и следовало ожидать, был вознагражден саном патрикия и отозван в Константинополь. Но здесь против него подготовлена была интрига, получившая некоторый вид правдоподобия в том, что фема Армениак, заявившая несогласие на новое приглашение принести присягу и царице Ирине, выразила настойчивое требование иметь у себя прежнего стратига Алексея. Царю Константину было донесено, что Алексей питает честолюбивые замыслы и что его следует остерегаться. Поверив наговорам, царь подверг его обычному в то время и столь часто упоминаемому нами роду наказания: битье розгами, пострижение, ослепление и заключение в темницу. Это было в 792 г.
В то же время Константин подорвал свой авторитет - и также в военной партии, расположенной к исаврийцам, - другим, столько же неосторожным, как жестоким поступком. Ему сделан был донос, по всем вероятиям исходивший от партии его матери, что расположенные в Константинополе войска замышляют провозгласить царем одного из его дядей, именно бывшего кесаря Никифора, теперь же опозоренного постриженца в монахи. Тогда именно допустил он себе вопиющее и отвратительное злодеяние, приказав ослепить старшего дядю и урезать языки остальным четверым. Между тем, в малоазийской феме Армениак начался бунт, который разгорелся в междоусобную войну фем. Прежде всего фема в отмщение за своего бывшего популярного стратига Алексея Мусулема захватила царского посаженика, стратига и патрикия Феодора Камулиана. Чтобы потушить бунт, царь послал протоспафария Константина, приказав присоединиться к нему стратигу Вукеллариев, но повстанцы так искусно повели дело, что захватили в плен обоих царских людей и ослепили их. Движение разрасталось, и необходимо было принимать серьезные меры. После Пасхи в 793 г. Константин сам должен был отправиться в поход, взяв отряды от прочих фем. Огромная фема Армениак, обнимавшая все южное побережье Черного моря от Синопа до нынешнего Поти, была подвергнута крайнему разорению и опустошению. Можно догадываться, что в движении принимали участие не только военные элементы, но и население фемы. Казни, жестокие наказания, конфискация имущества и ссылка постигли множество обитателей этой фемы. Любопытно, что казни подвергся епископ Синопа, а 1000 человек в оковах приведены были в Константинополь и проведены по городу с надписаниями на лицах «армянский заговорщик». Нет сомнения, что подобные действия Константина сильно подорвали его авторитет и ослабили в военных кругах уважение к династии Исаврийцев.
Царица Ирина имела большой авторитет в церковных сферах, как восстановившая поклонение свв. иконам и начавшая вновь правильные сношения с Римской Церковью. Ей было весьма легко вооружить против сына патриарха и монашество, и она достигла этого с большим искусством. Константин не любил свою супругу Марию, хотя и имел от нее двух дочерей, Евфросинью и Ирину. Около 795 г. он развелся с женой и постриг ее в монахини. Это окончательно испортило его положение в тех именно слоях общества, где был особенно значителен авторитет Ирины. Семейные добродетели не были в обычаях тогдашнего константинопольского общества, и нельзя настаивать на том, что царь имел связи на стороне. Но для него имело роковые последствия увлечение его одной девицей, состоявшей в свите ею матери, по имени Феодота. Ни для кого, впрочем, не было секретом, что сношения царя были поощряемы Ириной, которая желала вызвать публичный скандал и уронить своего сына в глазах церковных людей. Феодота происходила из хорошей семьи и имела большие связи, так что сношения с ней предстояло узаконить браком. В это именно время и поднят был вопрос о разводе с первой женой. Т.к. законных причин для развода не имелось, то Константин выставил предлог, что жена приготовила ему отраву. Но патриарх Тарасий, понимая очень хорошо отношения царской семьи, не принял на себя ответственности по этому делу и устранился от расторжения этого брака с Марией и равно не дал разрешения на новый брак с Феодотой. Как сказано выше, царь не посмотрел на патриарха, постриг свою жену и нашел священника, который обвенчал его с Феодотой. Хотя этот брак был совершен вопреки церковных правил, но царь придал ему большую торжественность: сорок дней продолжались празднества во дворце св. Маманта, поднявшие на ноги ревнителей церковного чина и вооружившие против царя духовенство.
В этом новом легкомысленном поступке царя было одно обстоятельство, слишком обострившее и без того довольно напряженное состояние дел. Феодота приходилась родственницей влиятельному тогда лицу среди черного духовенства, игумену монастыря Саккудион на Олимпе близ Бруссы Платону, мнением которого не могли пренебрегать самые высшие лица в администрации. Тогда же начиналась известность племянника его, знаменитого впоследствии игумена Студийского монастыря Феодора, который по своему высокому образованию и необычайной энергии был самым крупным выразителем православного направления мыслей. Нужно еще присовокупить, что постриженная в монахини царица Мария тоже имела большие связи в среде помещичьей в Пафлагонии, а равно в монашеских кругах, т.к. приходилась внучкой Филарету Милостивому. Находясь в монастыре, она занималась перепиской священных книг, и, между прочим, сохранилось Евангелие, написанное ее рукой.
Таким образом по поводу нового брака Константина началось сильное движение. Благочестивые старцы монастыря Саккудион во главе со своим игуменом стали громко протестовать против нарушения канонов и незаконного брака царя. Платон отказал в общении с патриархом Тарасием, обвиняя его в попустительстве по отношению к царю и в непринятии церковных мер против игумена Иосифа, который решился венчать Константина и Феодоту. Раздраженный систематическим противодействием монашеского чина Константин решился принять решительные меры. Он послал в монастырь военный отряд и приказал захватить игумена Платона и заключить его в монастырь в Константинополе, а сочувствовавших ему монахов подверг телесному наказанию и сослал в заточение в Солунь. Вместе с другими подвергся наказанию и ссылке и племянник игумена Феодор. Летописец, рассказав об этом, замечает: «Их подстрекала царица мать, как людей противодействующих ее сыну и позорящих его».
Указанные меры, действительно, вооружили против царя все слои общества и имели последствием то, что последний представитель исаврийской династии, потеряв расположение приближенных лиц и вооружив против себя духовенство и военное сословие, безвременно и трагически потерял власть. Катастрофа была подготовлена царицей Ириной и произошла вполне спокойно. В 796 г. Константин провел лето вместе с матерью в Бруссе, пользуясь тамошними теплыми ваннами. В это время Ирина подготовила уже партию преданных ей лиц, на которых вполне могла рассчитывать в нужное время. Она выжидала лишь благоприятных обстоятельств. В октябре того же года императрица Феодота разрешилась от бремени сыном, которого назвали Львом. Т.к. по случаю родин Феодота находилась в столице, то царь поспешил из Бруссы во дворец, чтобы быть подле супруги. Это было для Ирины весьма удобное время организовать заговор. Вступив в переговоры с начальниками военных отрядов и найдя их расположенными действовать вместе с ней и приступить к низвержению Константина, она заручилась их согласием на то, чтобы провозгласить ее единодержавной. Конечно, и она со своей стороны не жалела обещаний, убеждений и подарков в пользу своих приверженцев, причем Ставракий, испытанный друг Ирины и опытный государственный деятель, руководил заговором и сношениями с военными людьми.
Константин был далек от мысли, что его положение колеблется, и что против него готовится восстание. Весной 797 г. он предпринял поход против арабов. В его свите были друзья Ирины, которым было весьма важно, чтобы поход не удался; они сделали с своей стороны все возможное, не останавливаясь даже перед изменой, чтобы унизить царя и сделать его смешным в глазах войска. Наконец, летом 797 г. наступил кризис. Июня 17 царь возвращался из ипподрома в свой любимый дворец св. Маманта, и как раз в этот день должны были захватить его военные люди из константинопольских гвардейских полков, преданных царице Ирине. Но Константин был предуведомлен о покушении и успел сесть на морское судно, чтобы переправиться на восток и искать защиты в феме Анатолика. Это было очень благоразумное решение, которое поставило Ирину в крайнее затруднение. Опасаясь, что сын успеет найти в азиатских фемах приверженцев и поднимет движение, она уже готова была вступить с ним в переговоры и послать к нему епископов, которые бы поручились за безопасность ее, как сверх ожидания дело приняло благоприятный для заговорщиков оборот. Т.к. между лицами, бывшими теперь с царем, оказались и такие, которые состояли в заговоре, то она уведомила их, что если они не употребят крайних мер для исполнения задуманного дела, то участь их решена, она выдаст их Константину. Тогда Константин был насильственно посажен на корабль и доставлен в Константинополь. 15 августа его заключили в порфировую залу, в которой он родился, «и там же в 9 часу он был страшно и бесчеловечно ослеплен с ведома матери и ее советников».
Хотя трагическая судьба Константина VI представляется исключительной по бесчеловечности даже по нравам того же времени, но Ирина слишком угодила представителям церковной партии своими мерами к восстановлению иконопочитания и устройством VII Вселенского собора, так что современники не произнесли над ней справедливого суда. Но в летописи Феофана остался след оскорбленного нравственного чувства: «Померкло солнце на 17 дней и не посылало лучей своих, так что суда теряли свое направление и носились по течению; все говорили и признавали, что солнце отказало в своих лучах по случаю ослепления царя. Так достигла власти Ирина, мать его» [Theoph. 472,19]. Константин пережил постигшее его несчастье, он жил еще несколько лет без друзей и без почета, только супруга его Феодота осталась ему верна до конца и несколько скрашивала его тяжкую долю.
...