Архиепископ Михаил (Мудьюгин) (РПЦ)

Предисловие к книге "Мартин Лютер. Избраннные произведения" 

Как ни странным может показаться, но до самого последнего времени для русского массового читателя единственным общедоступным источником сведений о Реформации XVI—XVII веков были несколько страниц, которые отводились этому великому религиозно-социальному явлению и соответствующей исторической эпохе в каждом из элементарных учебников по «Истории Нового времени».

Менее популярную, более подробную, но зато много менее объективную информацию можно было до Октябрьской революции черпать из курсов «Обличительного богословия», с помощью которых студенты духовных учебных заведений знакомились с вероучением и историей неправославных христианских вероисповеданий, которые у нас в России принято называть «западными», хотя их приверженцев можно во множестве встретить в любом регионе земного шара. Достаточно взять в руки один из этих, ставших теперь библиографической редкостью учебников, чтобы убедиться в их полемической направленности: для читателя скоро становится очевидным, что авторы их преследовали цель не столько преподать читателям фактические сведения, сколько убедить их в заведомой ошибочности и ложности всего, что в какой-либо степени отличает изучаемые церковные организации и их вероучения от Православия. При этом все, что в вероучении, устройстве и обрядах является для всех христиан общепринятым и неоспоримым, в этих литературных трудах практически обходилось молчанием.

Такая «презумпция виновности» лишала подобные учебные пособия даже намека на объективность, тем более, что полемический задор, нередко сопряженный с недостаточной осведомленностью, часто оказывался причиной исторических и богословских неточностей и прямых извращений, которыми они изобилуют.

Однако попытки контактов и ознакомления с инославием, в частности с Евангелическо-Лютеранской Церковью и ее богословием, имели место в Православии неоднократно и не только на школьном уровне. Так, уже в XVI столетии (1575—1580), т. е. вскоре после зарождения реформаторского движения, состоялся обмен посланиями

¹ С возобновлением в Советском Союзе деятельности духовных учебных заведений эта дисциплина стала называться в семинариях «Сравнительным богословием», а в академиях «Историей и разбором Западных вероисповеданий».

4

между Константинопольским патриархом Иеремией II и евангелическо-лютеранскими богословами Тюбингенского университета, имевшими тесные отношения с руководством формировавшихся тогда лютеранских общин, университетских кафедр, позднее — суперинтендентств и епископий. Не имея сколько-нибудь отчетливого представления об идеалах и целях Реформации, патриарх Иеремия был, однако, уверен в ее антипапской направленности, что и возбуждало у Константинопольских иерархов и у самого Патриарха надежду на возможность найти во вновь возникшем движении союзника в деле преодоления церковного раскола. Однако содержание писем лютеранской стороны произвели на Иеремию отрицательное впечатление: убедившись в том, что расхождения с лютеранами не ограничивались, как в отношениях с Римом, в основном канонической сферой, а затрагивали также и ряд догматических проблем, он прекратил переписку.

Другой сферой контактов уже на дипломатически бытовой почве явились московские дискуссии православных и лютеранских богословов середины XVII столетия в связи с вопросом о возможности перехода в Православие датского наследника престола Вальдемара, сына короля Христиана IV. Датский принц сватался за дочь царя Михаила Федоровича Ирину, причем московская сторона требовала, чтобы жених оставил «шютерову ересь» и подвергся таинству св. Миропомазания, которое в Лютеранской Церкви не практикуется. Длительные контакты и собеседования православных с сопровождавшими принца Вальдемара евангелическими богословами дали, видимо, высокому гостю возможность уяснить себе расхождения не только в исповедании отдельных догматических положений, но и во всем духовном укладе западного аристократа, со свойственным ему религиозным индифферентизмом и жизнедеятельностью московского двора, насквозь пронизанной православной церковностью, в частности, обрядностью, совершенно чуждой западному мироощущению. Сватовство не состоялось.

Прошли три столетия, прежде чем богословские контакты православных и лютеран возобновились, на сей раз уже на более высоком духовном уровне. В пятидесятых годах нашего столетия начались продолжающиеся и в настоящее время богословские диалоги Русской Православной Церкви с Евангелической Церковью Германии (с 1959 г.), а позднее —с 1970 г,— с Евангелическо-Лютеранской Церковью Финляндии и с Союзом Евангелических Церквей Германской Демократической Республики (1974—1990). Общее число встреч достигло к концу 1993 г. двадцати восьми. Одновременно протекали встречи лютеран с богословами Константинопольского и Румынского православных патриархов. Позднее начался даже диалог, имеющий своего рода генеральный характер, где представители Всемирного лютеранского союза вступили в диалог с богословами из разных Православных церквей.

5

В ходе собеседований накопился грандиозный богословский материал, имеющий непреходящее общецерковное значение в особенности в деле выявления элементов вероучения как общих для сторон, участников диалога, так и являющихся пунктами расхождения. Однако это богословское богатство лежит до сих пор втуне на полках академических библиотек, а большая часть, еще даже не напечатанная типографским способом, — в архивах Отдела внешних Церковных сношений Московского Патриархата.

В ходе собеседований выявилось отмеченное выше отсутствие у православной стороны сколько-нибудь достаточной осведомленности в лютеранском богословии, что неудивительно, ибо творения Мартина Лютера и других теоретиков Реформации не только не издавались в России, но за три столетия никто не удосужился даже перевести их на русский язык, что при бедственной для русских богословов скудости их языковедческих ресурсов совершенно исключало знакомство большинства из них с объектами их полемики!

Предлагаемые читателю в настоящем издании труды основоположника Реформации, в частности и в особенности немецкой, могут считаться для него типичными и дающими достаточно ясное представление как о личности реформатора, так и о его богословских и даже политических взглядах, интересах и  симпатиях. В них М. Лютер предстает перед читателем как человек, сочетающий глубочайшую религиозность христианина с эрудицией богослова и патриотизмом немецкого крестьянина. Преданность Богу являлась стержнем его мышления и деятельности. Подобно тому, как для однолюба не существует других, кроме объекта его единственной любви, так для Мартина Лютера оказывалось невозможным делить свою любовь и верность между Богом и множеством святых, даже к Богу самых близких. Отсюда характерная черта всякого протестантизма — отказ от молитвенного обращения к святым. Цельность натуры Лютера не позволяла ему также рассеивать молитвенное внимание на внешние объекты: статуи, иконы, мощи или другие реликвии. Вся его душа устремлялась только к Богу как единому и единственному центру духовного притяжения. Та же тенденция к цельности и непосредственности религиозных переживаний легла в основу его антииерархической настроенности, переросшей с течением времени в обостренный антипапизм.

Мартин Лютер родился в 1483 г. в семье углекопа и провел детство по месту рождения в г. Эйслебене (Саксония). Усердно занимаясь богословием и став с 1505 г. членом августинского монашеского ордена, Лютер в 1511 г. совершил паломничество в Рим и, убедившись в присущей тогда этому центру христианского мира развращенности нравов, пришел к убеждению в необходимости коренной перестройки всей церковной жизнедеятельности, Лютеру был присущ нравственный радикализм в такой степени, что, приняв постриг, он, как впоследствии неоднократно говорил, имел твердую

6

решимость достичь идеала чистоты внутреннего состояния и внешнего поведения. Естественно, что легкомысленная атмосфера папского двора эпохи Возрождения должна была произвести на сурового монаха удручающее впечатление. Но отнюдь не эти негативные впечатления легли в основу духовного переворота, пережитого Лютером уже задолго до того, как его реформационный настрой стал прорываться вовне; переворот созревал в его душе по мере осознания им своей греховности, преодолеть которую при всей строгости личной аскезы оказалось труднее, чем ему представлялось при принятии пострига. По его собственным высказываниям и по свидетельству его собратьев и друзей, кризис был преодолен углублением благочестивого монаха в Священное Писание, в особенности в Послание апостола Павла к Римлянам. Как известно, в этом послании (как, впрочем, также в Послании к Галатам и в других), апостол особенное внимание уделяет спасающему значению веры, понимаемой как охватывающая всю душу христианина устремленность к Богу. Вчитываясь в Священное Писание, к содержанию которого он до того относился главным образом ритуально и схоластически, Лютер воспринял как Откровение новозаветный призыв не к заглаживанию грехов подвигами аскезы и умерщвлением плоти, а к активной вере, открывающей душу для действия благодати Божией, совершающей в человеке его спасение.

Можно себе представить бурю возмущения, охватившую Лютера, когда в 1517 г. он стал свидетелем продажи индульгенций, превращавшей практиковавшиеся издревле в Церкви епитимьи, т. е. благочестивые упражнения, рекомендуемые в борьбе с порочными склонностями и навыками, в денежную оплату отпущения грехов. 31 октября 1517 г. Лютер прибил к дверям храма в г. Виттенберге лист бумаги, содержащий 95 тезисов, призывая тем самым, в соответствии с традицией местного университета, к их публичному обсуждению. В них Лютер, подтверждая допустимость и даже целесообразность индульгенций как одного из установившихся в Римско-Католической Церкви методов духовного воспитания, категорически восстал против превращения их в способ обогащения церковной казны за счет духовного развращения прихожан, для которых сердечное покаяние заменялось при этом оплатой индульгенции.

День совершения Лютером этой акции стал считаться началом открытого реформационного движения в Церкви, которое зрело уже с XII и XIII столетий (движения катаров, вальденсов, альбигойцев и др.).

Многие современные комментаторы Лютера, находящиеся под влиянием секуляризации, склонны особенно много говорить о его вкладе в светскую культуру, особенно в формирование немецкого языка и социальное развитие Европы нового времени. Действительно, даже если говорить только о гигантском труде перевода Библии

7

на немецкий язык, приходится удивляться терпению, упорству и трудолюбию человека, который, не будучи специалистом в области лингвистики или филологии, среди множества забот, занятий, трудов находил время, чтобы систематически переводить Библию, имеющую, как известно, отнюдь не обычный бытовой или обиходный текст, с привлечением греческих и древнееврейских оригиналов. Особенно впечатляет перевод Нового Завета, который он закончил в течение десятимесячного добровольного заточения в Вартбурге, где ему приходилось скрываться от преследований. Но и другие, исчисляемые сотнями творения Лютера представляют собой памятники живой, образной, остроумной, а нередко откровенно грубой народной речи, совершенно отличной от стилизованного, по преимуществу латинского языка, характерного для Западного богословия вообще, а для того времени в частности.

Знакомясь с предлагаемыми в настоящем издании трудами Лютера, можно убедиться, что сфера его интересов отличается широтой и разносторонностью. Здесь можно найти и оценку положения разных слоев населения Германии, представлявшей пестрый конгломерат относительно больших и совсем малых феодальных королевств, герцогств и княжеств, здесь и описание современных Лютеру нравов и обычаев, немалое место занимают отклики (чаще всего сугубо критические) на события и ситуации церковной жизни.

Но в центре внимания Лютера всегда было его отношение к Богу, богословская проблематика; читатель ощущает, что за потоками безудержного словоизвержения, иногда поучительного, иногда обличительного, нередко приобретающего ярко выраженный оттенок сарказма и даже сатиры, всегда за всем этим без труда просматривается благоговейная душа усердного молитвенника, благочестивого христианина, для которого Господь — Свет и Спасение (Пс. 26, 1).

Характерным душевным качеством, которое не оспаривали даже заклятые враги Лютера, является его мужество. Оно не только побуждало его писать и выступать открыто и недвусмысленно, но и не оставляло реформатора в самых критических ситуациях, когда дело шло о жизни и смерти. Такое мужество, достигавшее героического масштаба, было проявлено им на Вормском рейхстаге, когда, вынужденный отвечать на обвинения в ереси и неповиновении духовным и гражданским властям, он закончил свое выступление приобретшими всемирную известность словами: «На этом я стою, иначе не могу и да поможет мне Бог!» Именно после этого выступления Лютеру пришлось подвергнуться «похищению» со стороны друзей, представлявших себе размеры угрожавшей ему опасности.

Не меньшую силу характера, но, можно сказать, с обратным знаком, пришлось проявить Лютеру, когда разбушевавшаяся стихия Крестьянской войны (1525—1528) пыталась вынудить его к ее возглавлению или хотя бы к занятию четкой политической позиции против феодалов, за освобождение крестьян от почти рабской

8

зависимости. Нет сомнения, что Лютер сочувствовал всем, кто выступал за свободную проповедь Евангелия, но он не мог солидаризироваться с использованием Евангелия для политического насилия даже в целях, представлявшихся справедливыми и нравственно оправданными. Не боясь обвинения в двурушничестве, политическом предательстве и т. п., Лютер резко выступает против жестокостей, грабежа и насилия, неизбежно сопутствовавших войне, развязанной на почве классовых и сословных интересов. В одном из своих писем (1520) Лютер писал: «Я не хочу, чтобы за Евангелие боролись посредством насилия и смерти. Словом был побежден мир, Словом спасена Церковь, Словом она будет восстановлена; также и антихрист будет растоптан без насилия посредством Слова»².

В написанном в конце 1521 г. и вскоре получившем широкое распространение «Открытом увещевании ко всем христианам воздерживаться от смуты и мятежа» Лютер, твердо уповая на Божественное возмездие, которое постигнет Римского Папу и его приспешников — кардиналов, писал, однако: «из этого (из свидетельств Священного Писания) не следует, что ... должны разразиться убийства священников. В этом нет необходимости. Им надо противиться только словами и вместе с властями препятствовать тому, что они предпринимают вопреки Евангелию и против Него... Ведь в мятеже нет ничего разумного; обычно он причиняет больше бед невиновным, чем виновным. Поэтому ни один мятеж нельзя оправдать, даже если бы само дело и было праведным»³.

От выражаемых реформатором надежд на будущее веет христианским оптимизмом, основанным на вере в Промысел Божий: «Антихристово правление папы разрушится вместе с ним этими мерами, а именно: посредством слова Христа, т. е. духа, палки и меча Его уст их подлость, обман, хитрость, тирания, соблазн будут вскрыты и преданы перед всем миром поношению. Ложь и соблазны будут приведены в расстройство единственно тем, что они будут обнародованы и опознаны. И как только ложь будет опознана, она уже больше не нуждается ни в каких угрозах, а падет и исчезнет сама собой с величайшим позором»⁴.

Теперь, когда от этих, полных пророческого воодушевления слов нас отделяет почти половина тысячелетия, мы можем сказать, что ожидавшиеся реформаторами судьбы свершились, но совершенно иными путями. Римско-Католическая Церковь не разрушилась и не прошла через апокалиптические испытания, однако подверглась существенным изменениям, очистившись в значительной степени от мерзостей, налипавших на ее здоровом и мощном теле во времена

² Цитируется по: Ю. А. Голубкин, «Из любви к истине». В кн. «Мартин Лютер. Время молчания прошло. Избранные произведения 1520—1526 гг.». Харьков, 1992, с. 299.

³ См. настоящее издание, с. 123.

⁴ См. настоящее издание, с. 121.

9

Лютера и других реформаторов, в чем немалую роль сыграло дело, за которое они боролись. Ведь необходимость противостоять реформационному движению, которое шло под знамением евангельской свободы и ниспровержения всех авторитетов кроме авторитета Слова Божия, имела результатом не только контрреформацию, возглавлявшуюся орденом Иисуса и другими, так сказать, «специализированными» органами Католической Церкви, но и ряд коренных изменений, охвативших все стороны ее жизнедеятельности. Наиболее кардинальные перемены внес Тридентский собор, длившийся с перерывами 18 лет (1545—1563) и внесший много уточнений и уяснений в учение Церкви, особенно по пунктам расхождений с возникшим и продолжавшим свое развитие протестантизмом. Стимулируемый этим развитием подъем нравственного уровня затронул все церковные образования: епархии, монастыри, папскую курию, всю Церковь на всех уровнях ее жизнедеятельности, начиная с рядового прихода вплоть до Святого Престола, да и на нем тоже более не восседали лица столь сомнительной репутации, каковую история приписывает папам XV и начала XVI столетия, т. е. современникам Реформации и предшествующей ей эпохи; оздоровляющее действие на сопротивлявшийся ей Католицизм можно считать неоспоримым.

Среди искушений, отвлекавших Лютера от его основных, чисто религиозных устремлений и интересов, видное место занимают его патриотические чувства. Сознавая определяющее значение христианского интернационализма, провозглашенного учениками Христа на Иерусалимском соборе 50-го года (Деян. 15) и нашедшего особо яркое выражение у апостола Павла (в частности, в часто приводимых Лютером текстах: Гал. 3, 28 и Кол. 3, 11), Лютер все же никогда не переставал осознавать себя немцем, и несомненно присущая ему любовь к своему народу играла немаловажную роль в формировании его враждебности к папству и Католической Церкви в целом, которые, по мнению Лютера, «... разграбив (обескровив) Италию, появились в Германии... и немецкие земли уподобляются итальянским». Описывая подробно методы взимания кардиналами и прелатами разных поборов, Лютер восклицает: «Как дошли мы, немцы, до того, что вынуждены терпеть от папы этот разбой и разграбление нашего добра?»⁵.

Интересы Лютера поражают своей разносторонностью. Находясь в центре реформационного движения, отбиваясь словом и пером от нападок церковных и политических противников. Лютер сохранял свежесть духа в такой степени, что находил время и силы не только для перевода Библии, но и для выступлений в пользу изучения иностранных языков, знание которых Лютер считал необходимым

⁵ М. Лютер, «К христианскому дворянству немецкой нации об исправлении христианства». См. настоящее издание, с. 68.

10

для сохранения, понимания и распространения Священного Писания: «в той мере, как дорого нам Евангелие, надлежит нам заботиться об изучении языков... Древнегреческий язык можно сравнить с родником, из которого, благодаря переводам, Слово Божие вытекло на разных языках, освятив их»⁶.

Широта натуры Лютера нашла свое отражение и в его личной жизни. Строгий аскет, без сомнения до выхода из августинского ордена (1523) ревностный исполнитель монашеских обетов, он в 1525 г. вступает в брак с Екатериной фон Бора, тоже бывшей монахиней, от которой в счастливой супружеской жизни имеет шесть детей. Несомненно, при всей искренней любви к Екатерине ему нелегко было решиться на рискованный шаг бракосочетания, поставивший его под град упреков и насмешек со стороны не только католиков, но и многих его друзей и соратников.

Было бы ошибочным представлять себе взгляды и убеждения Лютера как нечто постоянное и однозначное для всех периодов его не очень долгой жизни. Мы уже останавливались на решительном и категорическом разрыве с сотериологическими позициями католицизма позднего средневековья. Несомненно, Лютер пережил состояние духовного освобождения, когда обнаружил в Новом Завете заложенный на его страницах принцип преклонения перед верой как залогом спасения, дающим христианину уверенность в прощающей, оправдывающей и освящающей любви Божией. На этой основе «ранний» Лютер смело решался на радикальные выводы, устранявшие в его представлении (так же как и в представлении других реформаторов) надобность в поклонении святым и иконам, в иерархии, берущей на себя функции духовного посредничества, в аскетических подвигах, потребных для привлечения божественной благодати.

Однако народные волнения 1521—1525 гг. и последовавшая за ними крестьянская война 1525—1526 гг. оказали на мышление и поведение реформатора сдерживающее влияние. Лютер в этот период сближается во взглядах и высказываниях с Филиппом Меланхтоном, так же, как и Лютер, виттенбергским богословом и университетским профессором, дружбу которого Лютер всегда высоко ценил, но с которым по многим вопросам в первой половине своей жизни расходился: Меланхтон возглавлял умеренное крыло реформационного движения, считая возможным и даже целесообразным сохранять в реформированной Церкви многие элементы католической жизнедеятельности, в том числе даже многое из обрядового ее обличия.

⁶ М. Лютер, «К советникам всех городов земли немецкой. О том, что им надлежит учреждать и поддерживать христианские школы». См. настоящее издание, с. 172—173.

11

Можно с достаточной степенью уверенности говорить о влиянии прокатолических тенденций Меланхтона на современное нам устройство, структуру, богослужение и даже догматику Евангелическо-Лютеранской Церкви; под конец жизни Лютер испытывал влияние своего ученого, доброго и деятельного друга в еще большей степени, чем в более молодые годы, и прежние противоречия по многим проблемам богословия и церковной жизни между ними сгладились. Трудно, конечно, определить, в какой степени (можно только предположить, что в весьма немалой) именно доброму влиянию Меланхтона и других умеренных реформаторов Лютеранская Церковь обязана сохранением в ней такого наследия католицизма, как почитание Креста, сохранение священных изображений в качестве элементов церковного убранства, сохранение практики исповеди, против чего были слышны возражения не только со стороны таких рьяных реформаторов, как Андреас Карлштадт (другой близкий друг Лютера, со временем с ним разошедшийся), но и со стороны самого Лютера. Влияние Меланхтона сказалось (и тем самым сохранилось для всех последующих поколений) на содержании так называемых «Символических книг» Евангелическо-Лютеранской Церкви, над созданием некоторых из коих он трудился лично; таковы «Аугсбургское исповедание», «Апология Аугсбургского исповедания», «Шмалькальденские артикулы».

Однако не следует представлять себе Лютера как человека, легко поддававшегося посторонним влияниям и воздействиям. Многое, что сформировалось в период духовного перелома 1512—1521 гг., сохранялось и развивалось в нем до конца жизни. Примером может служить его понимание Таинства Евхаристии, близкое к католическому и резко отличное от других современных ему протестантских течений.

При всем отвращении Лютера к связанным в те времена с католической мессой злоупотреблениям и суевериям, он твердо стоял на истине реального присутствия Христа в элементах Таинства, на том, что вкушающий их действительно соединяется со Христом во вкушении Его Тела и Крови.

Наиболее ярко ему привелось высказать свое понимание Евхаристии на диспуте со швейцарским реформатором Ульрихом Цвингли, который состоялся в г. Марбурге в 1529 г. Когда Цвингли, несмотря на доводы Лютера, упорно продолжал утверждать, что Евхаристия не больше, чем воспоминание о Тайной Вечере, Лютер, слушая, молча писал на столе мелом: «Нос est corpus meum» (это есть Тело Мое) — слова Иисуса Христа, произнесенные Им на Тайной Вечере перед преподанием ученикам хлеба как Своего Тела и вина как Своей Крови...

Но что было свойственно Лютеру в течение всей жизни, так это необузданная стремительность и резкость характера. Его друг Эразм Роттердамский, один из многих, дружба с кем сменилась

12

для Лютера резким противостоянием, писал Лютеру: «Меня мучает, как и всякого добропорядочного человека, то, что ты своим дерзким необузданным мятежным нравом сотрясаешь весь мир гибельным раздором... нравом, непереносимым для друзей, дающих тебе добрые советы и поддающегося влиянию всяческих вертопрахов и темных людей»⁷.

Однако духовную высоту обоих выдающихся мыслителей и деятелей начала нового времени можно усмотреть из того, что главным в их, нередко ожесточенных спорах и даже ссорах были отнюдь не резкость высказываний и не личные обиды, а расхождения во взглядах на свободу воли: Лютер стоял на позициях христианского детерминизма, т. е., следуя одному из великих древних отцов Церкви Августину, епископу Иппонскому (ск. в 430 г.), учил, что человек может совершать что-либо доброе только под действием божественной благодати, а Эразм, склоняясь к пелагианству⁸, был близок к отрицанию необходимости действия благодати вообще⁹. Особенно возмущало Лютера сомнение Эразма в общедоступности Священного Писания для рядового христианина: именно вера в содействие Святого Духа каждому христианину, когда он с молитвой и благоговением берет в руки Библию, стала основой для реализации в протестантизме принципа свободы ее истолкования, что, как известно, оказалось источником образования множества моделей и разновидностей протестантизма.

Сам Лютер был убежден не только в истинности своего восприятия Священного Писания, но даже в своей якобы ничем не поврежденной церковности. Восставая против злоупотреблений, искажений и извращений христианства, превращавших нравы Римской Церкви эпохи Возрождения в нечто напоминавшее Содом и Гоморру, Лютер продолжал все же саму Церковь почитать как благодатную (поскольку в ней слышно было «Слово Божие и совершалось преподание Таинств»), а себя считать верным ее чадом. Такое самосознание сохранилось им и в более поздний период его деятельности, когда учение о всеобщем священстве христиан привело его к отказу от иерархического священства, а учение о Священном Писании как единственно авторитетном откровении — к устранению из Церковной жизни всего, что, по мнению Лютера, Писанию противоречило.

Мартин Лютер скончался в своем родном городе Эйслебене в 1546 г., т. е. вскоре после начала Тридентского Собора, деятельностью которого в значительной мере, как указывалось, была

⁷ Письмо Эразма Лютеру от 11 апреля 1526 г. Цитир. по кн.: «Эразм Роттердамский. Философские произведения». М., 1986, с. 593.

⁸ Пелагианство — ересь начала V столетия.

⁹ Эразм Роттердамский, «Диатриба или рассуждение о свободе воли». Цитир. издание, с. 218—289; М. Лютер, «О рабстве воли», см. настоящее издание, с 185.

13

реакцией на успехи протестантизма, в частности его лютеранской ветви.

В комментариях к недавно появившимся изданиям избранных творений М. Лютера отмечалось, что он практически для русского читателя остается недоступным, ибо лишь совсем небольшая часть его трудов была переведена на русский язык. К этому следует добавить, что и потребность в доведении их до русского читателя была совсем небольшая. В самом деле, в условиях господствующего положения Православия в дореволюционной России и атеистического засилия в советскую эпоху мало кто мог интересоваться богословским наследием великого реформатора, помышлять всерьез о переводе и издании его трудов.

Теперь, после происшедших в России перемен, одной из самых в духовном плане существенных следует признать консолидацию положения Церкви. Пройдя сквозь десятилетия гонений, преследований, унижений и ограничений, она имеет основание благодарить Бога за Его промыслительное попечение о спасении неисчислимого множества душ, продолжающих получать через нее «радость спасения» (Пс. 50, 14), которую они проносят через земную жизнь в вечность. Теперь, в более благоприятных внешних условиях для Церкви в России она имеет возможность заняться своими внутренними делами, среди которых одним из важнейших (если не самым важным!) является очищение Церкви, в частности православной, от накопившихся болезненных явлений, от тлетворного обрядоверия, от унаследованных от язычества, но и по сей день еще живучих суеверий, в сознании многих приобретающих даже догматическое значение, от мертвого и умерщвляющего традиционализма, от всего, что мешает верующей, христианской душе общаться со своим Спасителем Богом в Его Святой Церкви. В плане продвижения к решению этих насущных задач и католикам, и православным не следует по-прежнему игнорировать исторический опыт реформационных движений. Уже в XIV и XV столетиях видные деятели и мыслители Западной Церкви сознавали необходимость церковной реформы "de capite ad pedes" (от головы до ног). Недостаточная ревность о Славе Божией, медлительность, потворство собственным страстям и порокам, самолюбование и властолюбие помешали тогда проведению неотложных реформ сверху, как об этом мечтали многие, лучшие, наиболее одухотворенные священнослужители и миряне. В результате разразилась Реформация снизу, подействовавшая на множество христианских душ и на саму Римскую Церковь освежающе, но сопровождавшаяся многими, далекими от духа Христова явлениями: войнами, насилиями, кощунствами и другими грехами и бедствиями.

Объективное изучение опыта, трудов и деятельности реформаторов (и их противников), несомненно необходимое для их последователей нашего времени, не в меньшей степени полезно и для

14

православных, особенно тех, кому приходится соприкасаться с протестантскими тенденциями и идеями как в сосуществующих с Православием в России пока сравнительно немногочисленных протестантских церквах и объединениях, так и в сугубо православной среде.

Архиепископ Михаил (Мудьюгин), магистр богословия,
профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии, доктор богословия

С.-Петербург

Источник: Мартин Лютер. Избранные произведения (СПб.: Андреев и согласие, 1994). С. 4-15.

Комментарии

1. Православная идентичность -   Гость
2008-11-01 в 15:52

2. Какая-такая идентичность? -   Гость
2008-11-01 в 14:52

Sola fide - исповедуется ими или нет? Одни православные готовы исповедовать, другие - нет. Соборного решения нет. Какая может быть идентичность?

3. Хорошее предисловие -   Гость
2008-11-01 в 14:14

4. Лучше бы... -   Гость
2008-11-01 в 12:47